Единство. Свет. Любовь.
Большая просьба автора сайта Твоя Йога - не использовать его стихотворения без указания его имени и фамилии.
|
Продолжение книги:
ФАНТАСТИЧЕСКИЕ РАССКАЗЫ
ОКЕАН
В небе ласково и нежно сияли два золотых светила. Они дарили планете тепло и освещали её приятным матовым светом. Лучи плавно ложились на её поверхность, которая почти полностью состояла из воды, лишь с изредка возвышающимися над нею, на большом удалении друг от друга, крошечными, еле заметными островами. Небо нежно-голубое было бесконечно огромным. Оно словно бы давило с необъятной высоты своей бескрайностью, расплющивая под собой океан прозрачной и абсолютно чистой воды. Ничто не говорило о присутствии здесь хоть какой-нибудь формы жизни: лишь безбрежный океан омывал планету, охватывая её со всех сторон своими большими, могучими руками.
Он приходил в себя. Пальцы судорожно сжали в кулаке горсть золотистого песка. Послышался стон. Что-то словно огнём жгло его ногу чуть повыше колена. Мучительные воспоминания стали постепенно всплывать в его памяти, оживлённой нестерпимой болью.
- Командир! Корабль не подчиняется нашим командам! Его засасывает в воронку. Что делать? Ещё пару минут, и всё будет кончено, - кричал не своим голосом первый помощник командира Афнис.
- Всем по спасательным капсулам! За пультом управления кораблём я останусь один. - прогремел низким голосом, видавший виды, командир Парс. - Ну что уставился? Живее, живее. Это приказ, передай его всем членам команды.
- Есть сер, - в голосе Афниса звучала неподдельная благодарность. Он на несколько секунд задержал свой взгляд на мужественном лице капитана, словно прощаясь с ним навсегда. - Спасибо вам, сер.
- Сукин сын, поторапливайся! Ты думаешь смерть будет вас ждать!?
Прошло пять минут. Какая-то сила трясёт корабль так, словно хочет вытряхнуть из него все его внутренности. Воронка осталась позади, но командир не радуется, он знает, что вибрационное поле, которое следует за ней, рано или поздно, разломает его на мелкие кусочки.
Пора. Он нажимает на кнопку, и пять спасательных капсул отделяются от массивного тела корабля. Командир знает - теперь они в безопасности, по сигналу SOS Служба Спасения легко обнаружит их в течение ближайших двух дней.
Сильный удар оглушает Парса, он без сознания оседает в капитанском кресле. Корабль вошёл в вибрационное поле воронки. Слышится скрежет металла, ужасный гул и звук рвущейся обшивки корабля.
Огромный корабль, словно песчинку, мотает из стороны в сторону в океане космоса. Его трясёт и выворачивает наизнанку. Что-то как будто бы «пережёвывает» его огромными челюстями. И вот, наконец, почувствовав, что он несъедобен - «выплёвывает» его, сделав недовольную, кислую гримасу.
Корабль падает, сгорая в атмосфере голубой планеты. Но что удивительно, «умирая», он не забыл своего старого и любимого друга - своего капитана. Каким-то чудом, казалось бы уже «умершие» системы корабля «ожили», и за доли секунды до своей окончательной «смерти» произвели катапультирование капитанского кресла.
“Вряд ли это похоже на рай, о котором мне так часто рассказывала моя бабушка, - подумал Парс. - Но то, что я должен быть сейчас мёртвым, так это точно”. Он огляделся. Рядом лежало изодранное автопилотируемое кресло, которое говорило своим присутствием, что жизнь его ещё продолжается и наступление новой пока откладывается на некоторое время.
Вода, куда не глянь - безбрежный океан воды. И нет никакой возможности послать сигнал SOS Службе Спасения. “Неужели нет никакой надежды, чтобы выжить в этом чёртовом болоте?” - с некоторой досадой спросил сам себя Парс. Он поискал надежду в своей костлявой лысой голове, но там не оказалось не только её самой, но даже и её тени.
- Спета твоя песенка, дружище. Ну да ладно, хоть одно утешат - не умру от жажды, - мрачно воодушевил себя капитан, глядя на чистейшую, как хрусталь, воду, которая загадочно искрилась, отражая матовые лучи небесных светил.
Он почувствовал сильную жажду. Зачерпнув ладонью воду и напившись ею, он не удержался чтобы не причмокнуть, - так уж была приятна и освежающа на вкус океанская вода.
Нужно было промыть раны и ссадины, которые словно красные цветы росли на его теле в многочисленном количестве. Не раздеваясь, страдая от невыносимой боли, он вполз в приятную прохладу океанской воды.
Эта процедура значительно улучшила его состояние, причём настолько, что он смог выйти из воды, совершенно не чувствуя ни какой боли. Это его удивило. Он заподозрил в этом что-то «неладное». Быстро скинув с себя рваный комбинезон, он обнаружил, что на его теле не осталось даже следа от многочисленных ран. “Вот так новость, чёрт возьми, да этот океан просто волшебный! - воскликнул Парс, никогда не знающий уныния. - Так значит, судя по всему, я умру здесь ещё и здоровым!”
Медленно одно за другим за горизонтом скрылись оба светила, окрасив небо в нежные тона красного и жёлтого цветов. Начали зажигаться звёзды, мерцая своим таинственным светом. Тихо и усыпляюще шумел волной океан.
- Подумать только, - капитана потянуло на философские размышления, - после моей бурной, наполненной бессмысленной беготнёй жизни, такая спокойная, безмятежная смерть. Да, дней через десять, обессилев без пищи, я закрою глаза... Ну а что дальше? Говорят, там будет темно, очень темно. Да нет, там ничего не будет, - и меня тоже, поэтому некому будет говорить: темно, светло, жарко, холодно... - меня не будет. Нет, постой, как же меня может не быть? Ерунда какая-та - меня нет! Не может такого быть. Ну да ладно, что спорить - всё скоро сам увижу.
Перед глазами туман. Парс чувствует приближение смерти, нет даже сил чтобы подойти к океану и напиться. Он не ел уже наверно целую вечность. Но есть уже не хотелось, он как будто бы уже забыл, что это вообще такое - еда. Тело не слушалось его, но где-то внутри он чувствовал какую-то необычайную лёгкость и силу. Он погружался всё глубже и глубже внутрь себя, полностью забывая об окружающем его внешнем мире.
Ему снился сон, по крайней мере он думал, что это сон. Ему казалось, что океан - это вовсе не океан, а его друг. Он разговаривал с ним так, как если бы разговаривал с человеком. Парс не думал о нём как об океане, вернее о том понятии, которое он обычно вкладывал в это слово: вода, волны, необъятная глубина и т. д. Нет, сейчас он видел в нём друга, океан был живой, и он разговаривал с ним.
- Как я могу помочь тебе? Что я могу для тебя сделать? - шумел волной океан.
- Нужно послать SOS Службе спасения. Иначе я скоро умру от истощения, - сказал Парс.
- Сконцентрировав свою энергию, я могу значительно усилить твою мысль. Если ты хорошо постараешься, то она будет выглядеть в точности как электромагнитные волны, которые необходимы для твоего спасительного сигнала. Попробуем?
- Попробуем...
Прошло два дня. Парс без сознания, но ещё жив и из последних сил цепляется крепкими руками своей железной воли за неторопливо уходящую медленными шагами свою жизнь.
В безоблачном небе появилась маленькая чёрная точка. Она растёт и увеличивается в размерах. Это корабль Службы спасения, он летит к острову Парса на слабый сигнал SOS, чтобы забрать его с «безжизненной» планеты.
ЧУДО
Они бежали, что было сил, и знали, что уже не добегут никогда, если не случится какое-нибудь чудо. Но чудо не происходило. Солнце медленно и неумолимо поднималось над горизонтом, обнажая свои смертоносные лучи.
- Мы не успеем добежать до корабля, Лин. Солнце уже встаёт.
- Мы должны попытаться, Ами, я тебя очень прошу. Осталось совсем немного, и мы будем свободны.
Юноша и девушка с длинными волосами, совершенно нагие, как древние люди, бежали по безжизненной, выжженной беспощадным солнцем, земле. Невдалеке от них возвышалось нечто, очень похожее на огромную гору. В этом «нечто», только лишь при очень богатом воображении, можно было бы увидеть космический корабль, чем оно на самом деле и являлось, и лишь видоизменилось внешне вследствие воздействия окружающей среды, воздействующей на него в течение длительного промежутка времени.
Это всё же произошло. Один из компьютеров, который управлял запуском ядерных ракет, вышел из строя. Он самостоятельно дал команду на их пуск.
Началась мировая ядерная война. Страны выпускали друг в друга десятки и сотни ядерных ракет. Землю трясло от ядерных взрывов целую ночь. Потом наступила тишина.
Всходило солнце, но оно уже не было таким нежным и ласковым, как ночь назад. Что-то случилось с атмосферой Земли. Она больше не могла защищать планету от его лучей, более того, она сама усиливала их разрушающий эффект. Под солнечными лучами, в буквальном смысле, всё горело, и за день на поверхности не осталось ничего живого, только чёрная пыль и голые чёрные камни.
Но жизнь продолжалась, как бы это ни было странно. Она продолжалась даже в этом огненном аду. Она ютилась глубоко под землёй.
Лишь горстка людей уцелела после ядерной войны и пряталась в бомбоубежище. Это были трудные времена. Люди болели и умирали от радиационных ожогов и облучения, от голода и жажды. Лишившись всех благ и привилегий цивилизации, они впервые почувствовали, как они ничтожны и беззащитны перед лицом природы и случая.
Но они выжили и продолжали свой род под землёй, уча своих детей всему, что они знали, живя на поверхности. И эти знания передавались из поколения в поколение.
Шёл 2950 год. Прошло ровно 500 лет после ядерной войны. Радиация стала постепенно исчезать, и по ночам, когда раскалённая от солнечных лучей земля охлаждалась, люди постепенно стали выбираться из своего душного подземного мира. По прошествии многих веков нога человека вновь коснулась поверхности родной планеты. Человек вновь вдохнул пьянящий воздух свободы, увидел бесконечное небо и простор для движения.
Но свобода, после пятисотлетнего заточения в бомбоубежище, действовала на человека как самый сильнейший наркотик: она опьяняла его и сводила с ума. Словно безумные, радуясь ничем не ограниченной свободе, люди всю ночь бродили по земле, совершенно забывая о том, что нужно возвращаться назад, в свою мрачную, душную действительность. А когда всходило солнце, то многие, не успевая добежать до убежища, сгорали в его лучах, став жертвой, своей естественной и заложенной в генах, любви к свободе. Так продолжалось несколько раз.
Чтобы прекратить бессмысленные смерти своих людей, старейшины подземной страны решили поставить караул на выходе из убежища и не выпускать никого без их особого разрешения.
Лин вытащил из изгнившего и пыльного пенала лист жёлтой бумаги, и казалось, что он вот-вот рассыплется у него в руках.
- Смотри Ами, - это наша свобода, - с гордым видом начал демонстрировать своё “сокровище” хрупкий юноша с нежными, почти женскими чертами лица.
- Что это? - спросила молодая девушка, с недоверием смотря то на грязный, пыльный пенал, то на жёлтый лист бумаги, желая понять, как это, всё вместе или по отдельности, может быть их свободой.
- Это карта. Я нашёл её в заброшенной части нашего убежища, в сейфе, который никто раньше не мог открыть, и про который все уже забыли. Но вчера я был там и увидел, что дверь сейфа проржавела, и в нём я увидел этот пенал с картой. Я попробовал прочитать её, ведь наши учителя учили нас этому.
- И что же ты узнал?
- Здесь изображено местонахождение космодромов нашей планеты. Эта карта составлялась специально на случай атомной войны и хранилась в каждом бомбоубежище нашей страны. Здесь написано, что на этих космодромах всегда стоят корабли в полной готовности к вылету на близлежащую планету со сходными условиями жизни с нашей Землёй. Все эти корабли - это план нашего бывшего правительства по возможному спасению всех оставшихся после атомной войны людей. Один из этих космодромов, Ами, по моим подсчётам, находится недалеко от нас, и мы вполне можем добраться до него за одну ночь, - пытаясь передать всю силу собственного энтузиазма девушке, проговорил почти на одном дыхании Лин.
- Но, милый, это очень опасно. Если мы не доберёмся до него до рассвета, то солнце сожжёт нас. И даже если мы и дойдём до него, то по прошествии 500 лет с кораблём могло что-нибудь случиться, и мы можем не попасть внутрь его, и у нас может не быть времени, чтобы вернуться назад. Слишком уж много «если», милый, мне кажется, что всё это очень опасно.
- Я хочу представить свою находку старейшинам, пусть они решают, что с ней делать. Я запомнил координаты космодрома, запомнил каким образом открываются люки корабля и как включается его автопилотирование, поэтому даже если старейшины откажутся от моего плана воспользоваться этим кораблём, мне придётся реализовывать его самому. - Лин сделал короткую паузу, после которой, глядя на девушку почти умоляющим, полным любви взглядом, спросил её: - Ами, я прошу тебя, ответить мне, ты со мной или нет?
- Мы умрём с тобой вместе Лин, - нисколько не сомневаясь в своих словах, но спокойно и без малейшего сожаления, ответила Ами. Она уже заранее смирилась с судьбой, хорошо зная, что никакая сила не в состоянии заставить переменить своё решение её любимого. Она это хорошо знала, как знала она и то, что не сможет прожить без него даже мгновения. Он был ненормальным и всегда делал так, как хотел, даже если это было наперекор всему. Он был просто сумасшедшим и постоянно был одержим какими-то непонятными и странными идеями, смысла которых никто и никогда не понимал. Но она любила его. И, может быть, она любила его именно за это.
Старейшины отказали Лину, сочтя его план безумным и чрезвычайно опасным.
- Я запрещаю тебе и кому бы то ни было выходить за пределы убежища, - приказал старческим голосом главный старейшина Крол. - Забудь о том, что ты узнал, сынок. Нам не выбраться отсюда никогда, и я прошу тебя - не рассказывай об этом никому, пусть наш народ живёт спокойно, он и так выведен из равновесия этими опасными ночными прогулками по поверхности земли.
Каждую ночь Лин с Ами следил за двумя охранниками на выходе из убежища. И вот, в одну из ночей, оба охранника уснули. Это был идеальный случай для реализации его плана. К этому времени поверхность земли уже практически остыла от палящих лучей солнца, и они могли свободно перемещаться по ней. Лин взял с собой железную намагниченную пластину - упрощённый компас, чтобы по её показаниям найти местонахождение космодрома, и, привязав к нити, повесил её на шею. Лин и Ами беспрепятственно вышли из убежища и двинулись в путь. Светила яркая луна, освещая им дорогу...
- Я больше не могу, Лин, это конец.
- Я уже вижу его. Посмотри, он так близко!
Ами упала и потеряла сознание. Еле живой и еле передвигая ногами, Лин поднял её на руки и, питаемый какой-то неведомой силой, донёс её до корабля и бережно опустил в его тени. Времени было мало. Температура поднималась с молниеносной скоростью, и даже тень лишь ненадолго смогла бы защитить их от палящего солнца. Лин непослушными руками разгрёб вековой слой чёрной пыли с люка корабля и сделал попытку открыть его. Но он не открывался.
Лин чувствовал, что делает что-то не так, но думать в пред обморочном состоянии было почти невозможно, пот стекал с обнаженного тела и капал на землю, разум отказывался функционировать в этих кошмарных, нечеловеческих условиях. Он с трудом держал себя в руках, осознавая, что если умрёт он, то вместе с ним умрёт и Ами, которую именно он втянул в эту безумную авантюру со своей судьбой. Если бы он был один, то давно уже сдался, но любовь к Ами вдыхала в его, уже неспособное ни на что, тело какие-то неведомые силы.
С третьей попытки люк открылся. С Ами на руках он вошёл в прохладу корабля и, закрыв за собою люк, потерял сознание.
Он очнулся от протяжного стона Ами. Она приходила в себя.
- Мы живы! У тебя всё получилось, Лин! - с улыбкой сказала Ами.
Лин включил автопилот просто нажатием одной кнопки. Все системы корабля «ожили», и он, самостоятельно, словно разумное существо, взмыл в небо, неся своих пассажиров к новой планете, прождав их под раскалённым солнцем полтысячелетия.
ВОЙНА ВРЕМЁН
Он шёл медленно, с трудом преодолевая пятикратное притяжение планеты. Мышцы плавно, словно ртуть, переливались под его тонким комбинезоном, прорисовывая на нём свои невероятно огромные формы. Раскалённая атмосфера планеты в виде пота выжимала из его тела бесценную влагу. Горячий ветер дул в лицо, кожа которого и без того была иссушена до предела, и уже чем-то напоминала потрескавшуюся и иссушенную землю, по которой он шёл.
Лесси оставил всё: синтезатор воды и пищи, плазмомолекулярную защиту и даже (что говорило о чрезвычайности положения) лазерное ружьё, которое он нёс до последнего, и которое оставил лишь несколько часов назад, не в силах больше нести на себе пятидесяти килограммовую железину, которая при 5g имела вес 250 килограммов. Он оставил всё, он даже выкинул из своей головы такие тяжёлые мысли как «у тебя всё равно ничего не выйдет», «ну зачем тебе всё это нужно?» и «вернись назад».
Он не оставил только одно. Это единственное, что он оставит только лишь со своей жизнью - свою цель. Свою цель он не оставит ни за что на свете. Это единственное, что держало его сейчас и вдыхало в его измождённое, иссушенное тело силы, что вело его за собой и тихо шептало: “Ты единственная надежда, ты единственный, кто может «это» сделать. Я уже близко, не останавливайся, иди ко мне”.
Цель Большая и Великая. Она Благая и Спасительная. Лесси может подарить Жизнь. Что может быть более важным, чем Жизнь!
Он упал. Он больше не в силах идти. Человеческие возможности не бесконечны.
Он чувствует как жизнь уходит из него, а цель удаляется всё дальше и дальше, всё тише и тише повторяя: “Иди ко мне, иди ко мне, иди ко мне...”
Лесси был необычным человеком. Он был воспитан кролами, которые заведомо знали, что он для них должен сделать - он должен подарить им вселенную. Об этом они узнали заглянув в будущее, в котором именно Лесси уничтожит всех их врагов, врагов, которыми является всё живое во вселенной.
Кролы на много тысячелетий опередили в своём развитии все известные во вселенной разумные цивилизации. Они достигли бесконечного совершенства во всех областях науки и техники. Никто не превосходил их в этом и даже никто не был равен им.
Это была цивилизация карликов, злобных и бесконечно агрессивных, которых удерживало от войны только одно - их малочисленность. Это единственное, что сдерживало их ненависть ко всему, что двигалось и что проявляло хоть малейшие признаки жизни. Бог видимо пощадил вселенную не дав возможности кролам размножаться так же быстро, как всем остальным, - ребёнок во чреве матери-крола должен был вынашиваться около ста лет. И это была очень основательная причина, сдерживающая рост этого чёрного пятна на теле вселенной. Но ни Господь-Бог и ни кто бы то ни было ещё, не способен был удержать злобу, которая кипела внутри этих маленьких монстров. Она рвалась наружу, бурлила и с нетерпением ожидала своего часа. И этот час настал, кролы узнали о нём создав Оллолон - устройство позволяющее путешествовать во времени. Так они увидели в будущем Лесси, который должен исполнить все их заветные мечты.
В боевом корабле они прибыли на необитаемую планету Х987, где у профессора Ориза и его жены Женел, которые занимались здесь исследовательской работой, родился маленький Лесси. Они силой забрали его, уничтожив нейтрализатором космическую лабораторию вместе с его родителями.
Так Лесси оказался в руках кролов. И они уж постарались, чтобы он вырос тем, кем он должен был вырасти - орудием, которое очистит вселенную от «мусора» и «грязи», которыми им представлялись все, кроме их самих.
Кролы обладали способностью гипнотического воздействия. И Лесси, находясь под этим воздействием, стал послушной игрушкой в жестоких руках кролов. Каждый день, с самого детства, его заставляли «накачивать» свои мышцы, постигать знания, которыми владели кролы, развивать свой интеллект, психические возможности и, самое главное, учиться убивать.
Через двадцать лет, пройдя безумную школу кролов, Лесси стал совершенным солдатом, который обладал молниеносной реакций, мощнейшим интеллектом, колоссальной силой и знаниями, которые подкреплялись ещё и совершеннейшими на свете орудиями убийства. Задача кролов была выполнена: то, что должно было появиться на свет - появилось. Осталось лишь нажать кнопку «уничтожение» в мозге Лесси и ждать, когда он послушно сделает своё дело.
Облачив его в непробиваемые никаким видом оружия доспехи с плазмомолекулярной защитой и вручив оружие, не имеющее себе равных во вселенной, его отправили сделать то, что неизбежно должно было, рано или поздно, случиться, то, что кролы уже видели в своём «счастливом» будущем.
Ни секунды не задумываясь, Лесси поспешил исполнить приказ своих хозяев.
То оружие, что было у него в руках называлось «Доро 56-С-237 переменной полярности нулевого накопителя с постоянным пароизлучателем», но те живые существа, которые умирали под его воздействием, называли его несколько по-другому, немного расходясь в словесных формулировках, но с потрясающей точностью характеризуя саму его суть, - они называли его КОНЕЦ СВЕТА.
Но хотя кролы и обладали почти безграничными знаниями, они всё же не могли знать всего. Они ошиблись. Совсем на немного. Они не учли одну маленькую деталь - время не является величиной постоянной. Из трёх частей: прошлого, настоящего и будущего, из которых оно состоит, будущее постоянно меняется. При помощи Оллолона кролы действительно видели то, что должно случиться, но только то, что должно случить на тот момент времени, когда они это видели. И это для них было роковой ошибкой.
Не думали кролы, что им может что-то угрожать. Они уже праздновали свою победу и строили грандиозные планы на будущее. Но будущее оказалось не совсем таким, как они ожидали.
«Доро», мастерски управляемая Лесси, действительно уничтожила всё живое во вселенной, кроме крошечной планетки на которой существовали сами кролы. Но произошло что-то, что кролы не учли, стремясь создать самое разрушающее оружие - они не учли на сколько оно разрушающее.
Колоссальная сила оружия вышла из-под контроля Лесси и стала неуправляемой. Как проклятие триллионов ни в чём неповинных жертв она вернулась к тем, кто его создал - к кролам, превзойдя в своей злобе и гневе своих создателей. Она уничтожила их за считанные секунды.
Вдруг Лесси почувствовал, что его мозг словно бы «что-то» отпустило. Это прекратилось гипнотическое воздействие его бывших хозяев. Теперь он свободен, теперь нет той силы, которой он обязан подчиняться, он может делать всё, что пожелает.
Целый год он скитался по безжизненным мирам вселенной, которые сам же уничтожил своей собственной рукой. Его горю не было предела. Он страдал. Страдал и от того, что произошло, и от того, что именно он стал причиной этого безумного кошмара. Отчаяние и боль постоянно терзали его сердце, и казалось, что этому не будет конца. Лесси получил свободу, но зачем она ему сейчас, - когда он один, в мире, где нет ничего кроме смерти?
Но что-то нужно было делать. Лесси не хотел жить с тем кошмаром, который окружал его. И у него был единственный шанс всё исправить. И этим шансом был Оллолон, - он может отправиться в прошлое, и тогда, он сможет изменить будущее: он вернётся именно в то время, когда был похищен кролами у своих родителей, и просто не позволит им это сделать, и как результат этого - в будущем не будет Лесси-воина, который испепелит всё живое во вселенной.
С большим трудом Лесси нашёл Оллолон под многочисленными развалинами и руинами на родной планете кролов. Он вошёл в него и набрал нужную дату на пульте управления, которая соответствовала его двадцатиоднолетнему перебросу в прошлое...
Золотая капсула, вживлённая кролами в сердце Лесси, «почувствовав», что сердце перестало биться, активизировалась, и впрыснула в него химический раствор. Кролы не говорили об этой капсуле Лесси, эта предосторожность была сделана, когда он находился без сознания, на случай если вдруг его сильное тело откажется функционировать во время ведения боевых действий.
С большой неохотой сердце, которое уже приготовилось спокойно умереть, начало медленно и вяло сокращаться. Организм оживал. Жизнь вновь возвращалась в то тело, которое уже трудно было даже назвать телом. Это было «нечто» обожённое под палящими лучами солнца, обветренное и обезвоженное до такой степени, что «это» уже больше не могло называться телом, а тем более телом, в котором есть жизнь.
“Иди ко мне, иди ко мне, иди ко мне...” - вновь услышал Лесси позывные своей цели. Её голос становится всё сильнее и сильнее, и вот, он шумным потоком врывается в его сознание.
Он поднялся. Вдалеке от него виднеется, поблёскивая дилосонным стеклом, купол лаборатории. Десять минут ходьбы, и он у цели.
Ему открыли его мать и отец - единственные жители на Х987. Они были страшно удивлены его видом и вообще тем, что он жив, ведь прожить на этой планете даже пять минут человеку без специальной защиты просто невозможно. А он, по всей видимости, находился на открытой поверхности, как минимум, часов десять.
Лесси ввели под купол лаборатории. Здесь он уже больше не испытывал на себе пятикратное притяжение планеты, так как в лаборатории сила тяжести при помощи терромизатора была значительно снижена и поддерживалась равной земной.
Профессор Ориза и его жена Женел усадили его в удобное мягкое кресло.
- Сколько сейчас времени, - с непонятной для себя ноткой нежности спросил Лесси своих родителей.
- 78/36, - ответила красивая женщина - его мать.
“Отлично, - подумал Лесси, - у меня ещё есть 20 минут”.
В маленькой кроватке, напротив его кресла, лежало что-то маленькое и розовое, оно, время от времени, издавало непонятные звуки и тихонько попискивало. Он смотрел на «это» и совершенно точно знал, хотя никак не мог этого осознать, что «это» - он сам, но двадцать один год назад.
- Кто это? - спросил он у своих родителей.
- Это наш сын, - с некоторой гордостью в голосе ответил его отец, - Лесси.
Ему было здесь хорошо. После двадцати двух лет кошмаров он вдруг, наконец, оказался дома, вместе со своими родителями. Он улыбался, он улыбался в точности как ребёнок, который лежал сейчас в маленькой кроватке. Он сознательно улыбался первый раз в жизни, и ему нравилось это делать. Он был счастлив.
Что-то загудело рядом с лабораторией, и Лесси вдруг прочитал страшный испуг на лицах своих родителей. Он мгновенно вышел из того блаженного состояния в котором находился несколько секунд назад. Всё, время вышло - нужно сделать то, зачем он, собственно, долго и упорно сюда шёл.
У него не было его оружия, он не может оказать сопротивление кролам. Нужен был другой выход из сложившейся ситуации. И он его уже знал.
Лесси медленно подошёл к младенцу и взял его в свои сильные окровавленные руки. Ребёнок был хрупким и нежным, и смотрел на него детскими наивными глазами. Что-то дрогнуло у Лесси в сердце, безмолвно говоря ему: “Ведь это убийство, это преступление! Не делай этого!”
Но кролы приближались, они уже вырезали лазером проход в лабораторию. Время с неумолимой скоростью истекало.
“Нет, - сказал самому себе Лесси, - убить самого себя - не преступление. Тем более что у меня просто нет другого выхода”.
Раздался сильный крик - это закричала его мать, поняв, что он собирается сделать. Но сейчас ничто не в силах изменить его решения. Лесси больше не сомневается, он знает, теперь он совершенно точно знает, что он должен сделать.
СОВЕРШЕННАЯ МАШИНА
Бутраш был словно одно целое с машиной. Она читала его мысли и безропотно выполняла все его желания, несясь с бешеной скоростью в космическом вакууме.
Лёгкий, почти незаметный обруч серебристого цвета, который был на его голове,
вмещал в себя бесконечное количество микросхем, соединяющихся между собой сложнейшими хитросплетениями электрических цепей. Ни одна мысль его носителя не могла укрыться от него: он ловил любой её всплеск, любое её движение, шорох и даже еле уловимую её тень, которая едва-едва могла коснуться человеческого разума. Любое её проявление он мгновенно преобразовывал, трансформировал и заключал в сигнал, посылаемый в компьютер машины, который читал его, анализировал и направлял далее по неведомым закоулком электрического сознания.
Бутраш просто не мог нарадоваться своему новому приобретению, которое было реальным воплощением его самой сокровенной мечты и чудом человеческого прогресса. Удобно сидя в кресле машины, он с каким-то особым наслаждением осознавал, что его вчерашняя ненависть и враждебность к «безмозглым учёным» каким-то странным образом сменялась на, неестественное для него ранее, почитание. В данное мгновение, движимый всезахватывающим потоком счастья, Бутраш готов был с радостью обнять и расцеловать всех учёных, как своих родных братьев, говорить им слова благодарности и даже, что совершенно противоречило его обычному отношению к «жрецам науки» - боготворить их. Всё это, более чем, красноречиво говорило о том, что Бутраш действительно находился в том блаженном и радостном состоянии, которое обычно принято называть счастьем.
Он летел, он мчался. Умопомрачительная скорость приятно возбуждала его сознание. Было ощущение, что машины вообще нет, что есть только он, Бутраш, который, не зная никаких преград, легко обходя на своём пути бесчисленные планеты, светила, туманности и чёрные дыры, несётся в бесконечность, в которой останавливается само время и замирает мироздание.
Он уже не жалел тех бешеных денег, которых стоила эта машина. Сейчас он понимал, что всё это лишь гроши по сравнению с её настоящей ценой. Сейчас он, не думая, отдал бы за неё абсолютно всё.
Ведь что может быть приятнее скорости и хорошей машины, которая послушна тебе как твоё собственное тело? Что может быть лучше ощущения свободы и ничем неограниченного полёта на бесконечной скорости? Разве даже один миг этого блаженного состояния не стоит того, чтобы отдать за него всё?
Бутраш почувствовал, что он безнадёжно влюбляется в эту прекраснейшую машину и сливается с нею в едином экстазе их совместных усилий. Эта любовь становилась с каждым мгновением всё больше и больше, и в какой-то миг Бутраш даже испугался её неудержимой силы, которая полностью подчиняла его себе. Но он был всего лишь человек, он хотел быть счастливым. А разве способен человек отказаться от счастья, сейчас! - когда он купается в нём и всё естество просто трепещет в его блаженнейших вибрациях? Нет. Такова человеческая природа! Она толкает человека на то, чтобы он годами, десятилетиями трудился в поте лица, испытывал невероятные трудности и лишения для того, чтобы всего лишь на одно мгновение он мог почувствовать бесконечно желанное и бесконечно призрачное человеческое счастье.
Бутраш безропотно отдался на милость этой всемогущей силы, и больше не единая мысль не омрачала его сознание. Он полностью утонул в безбрежном океане нескончаемого наслаждения.
- Бог ты мой!! - в экстазе кричал Бутраш. - Да я просто до сих пор не могу поверить в то, что это возможно. Это просто какой-то фантастический сон! “Да нет, даже не сон, - продолжал он, но уже про себя. - Сон, по сравнению со всем этим, лишь жалкая, серая фантазия...”
Постепенно, пользуясь своим совершенным электрическим разумом, машина постигала далёкий и таинственный внутренний мир человека, который скрывался за его странными и нелогичными, как она «думала», мыслями. Теперь она знала про него всё, начиная с того, что он предпочитает съесть на завтрак, и, кончая тем, что бы он сделал если бы вдруг стал президентом Галактического Содружества. Такова была её программа: узнать как можно больше о человеке и, поступая в полном соответствии с его мыслями, желаниями и эмоциями, стать его послушной служанкой. И даже больше этого, научиться предугадывать все его желания, и, хорошо изучив его психологию, реализовывать их, тем самым, усиливая наслаждение человека до бесконечности.
Сначала Бутраш подумал, что ему это показалось, и он не придал этому особого значения, но через некоторое время, то, что привлекло его внимание вновь повторилось, и это уже невозможно было назвать игрой воображения или каким-то совпадением: он начал чувствовать, что машина опережает его мысли. В этом не было ничего плохого, как он вначале подумал, но всё же это было несколько странно - машина, которая лучше пилота знает, что нужно делать!
“Если бы я не знал, что в ней нет ничего кроме электронного хлама и груды металлолома, - размышлял Бутраш. - То я бы наверняка подумал, что она живая. Удивительно! она не только управляется моими мыслями, но и, предугадывая их, поступает точно так, как поступил бы я. Такое ощущение, будто она знает про меня абсолютно всё. И зная про меня всё, она думает,.. о Боже! так же, как я. И не только, как я, но и вместо меня! - по лицу Бутраша пробежала лёгкая тень отрезвления от пьянящего воздействия охватившего его счастья. - Нет, здесь что-то не так. Когда кто-то начинает думать вместо тебя, да ещё так же как ты, то это может означать только одно - в один прекрасный момент ты имеешь прекрасную возможность оказаться за бортом, как объект, утративший всю свою важность, из которого выжато всё что возможно и который стал устаревшим прототипом чего-то более совершенного и нового, которому ты безоговорочно обязан уступить дорогу, и заткнуться”.
Всё это было справедливо, но только в обществе разумных существ. А Бутраш имел дело с железной, бездушной машиной, которая вряд ли могла знать об особенностях человеческих отношений. И поэтому он пока решил не делать поспешных выводов, а проверить, по-прежнему ли машина находится под его полным контролем, или то, что пришло ему в голову, лишь преувеличенное одушевление искусного сплава человеческого разума, в виде его современных научных достижений, и безжизненных материальных элементов.
Бутраш приказал машине остановиться.
То, что произошло дальше, по своему воздействию, было подобно ледяной воде, которую вдруг вылили на его голову. Машина не подчинилась ему, она по-прежнему летела с бешеной скоростью сквозь мироздание.
Бутраш почувствовал, что неистовый шторм самых отвратительных слов, которые бережно хранились в чёрном списке его памяти, вдруг ожил в его сознании, и вот-вот готов вырваться наружу.
- Проклятые учёные!!! - прогремела его первая волна. А затем вторая, третья и четвёртая: - Будь проклят тот день, когда я купил ваше чёртово изобретение! Идиоты! Последняя модель, последняя модель. Высшее наслаждение, которое можно испытать от машины... Проклятье. Я вновь попался на вашу удочку.
Бутрашу стало не по себе. Он вдруг почувствовал себя полным идиотом, которого, уже в который раз, вновь обманули учёные. Больше всего его возмущало то, что он не может лично, каждому в отдельности, учёному сказать то, что он о нём думает. Уж он бы сказал! Но сейчас его оскорбления просто бессмысленны, - никто не слышит его. Более того, в это самое время, вполне возможно, что учёные спокойненько, как ни в чём не бывало, создают свою очередную приманку для такого же простофили, как он сам, и может быть даже смеются над ним, сидя в своих лабораториях, как мыши в своих норках, удивляясь своими заумными мозгами, как это ещё земля носит таких безмозглых идиотов, как он.
И это было ужасно. Хотя он всегда ненавидел учёных и никогда не доверял им, он всё же попался на их искусную приманку. И теперь, он находится здесь, как их подопытный кролик, и должен сам расхлёбывать все их ошибки.
“Проклятые негодяи”, - ещё раз, но уже с меньшим энтузиазмом, Бутраш вылил своё негодование на головы учёных.
Его злость проходила. Она уступала место осознанию мрачной действительности, в которой он вдруг оказался. Теперь нужно было думать, как он сможет выбраться из этой ситуации...
Прошло три часа.
- Глупая тварь, я приказываю тебе остановиться, - не утруждая себя поиском более вежливых выражений, в отчаянии рявкнул Бутраш на машину, уже совершенно не надеясь на то, что она подчинится его приказу.
Вот уже три часа, самых ужасных часа в его жизни, он безнадёжно пытается доказать машине, что именно он является её полноправным хозяином, и что вследствие этого обстоятельства она обязана подчиняться ему. Но чем больше времени он проводит за этим занятием, тем больше он убеждается в тщетности своих попыток.
Он беспомощен. В данной ситуации он совершенно беспомощен. В этой машине даже нет ни одного рычажка, ни одной кнопки, которыми можно было бы щёлкнуть или на которые можно было бы нажать, - машина рассчитана только на управление мыслью её пилота, других возможностей управлять ею просто нет.
Бутраш совершает десятки, сотни новых попыток, снова и снова, чтобы хоть как-нибудь повлиять на действия машины, но всё тщетно, тщетно, тщетно...
“Директива номер один - приносить наслаждение своему хозяину. Директива номер два - полное подчинение его желаниям. Возникла ситуация когда две директивы противоречат друг другу: хозяин хочет прервать своё наслаждение, и это его желание, - констатировала машина. - Я не могу выполнять одновременно две директивы, которые противоречат друг другу. Я должна выбрать одну, и действовать в соответствии с ней”.
Машина начала напряжённо «думать». Она «думала» ровно одну тысячную доли секунды. За это время её искусственное сознание сделало миллионы витков по сложнейшим электронным цепям её электрического разума.
И вот, решение принято. Она посчитала более важной директиву номер один. Теперь её единственной заботой является забота о том, чтобы делать всё так, как нравится её хозяину: бешеная скорость и полёт, полёт в бесконечность, где останавливается время и замирает мироздание.
В ДВУХ ШАГАХ ОТ РЕАЛЬНОСТИ
Мысли путаются в голове. И невозможно понять, где сейчас, где прошлое, а где будущее. Всё стало каким-то однородным, единым и совершенно непонятным. Какая-то неясная масса событий бесцветным куском лежит в моей голове, не желая делиться на отдельные фрагменты. Всё перемешалось. Что бы я ни пытался рассмотреть в отдельности, как к этому примешивается что-то ещё, вливается в него, проникая в каждый его атом, стирая и растворяя в себе все его контуры. Тонкая нить реальности постоянно ускользает от меня, а когда я едва-едва нащупываю её «непослушными руками» своего разума, она вдруг рвётся, не давая мне не единого шанса добраться до истины.
Пот щекочет моё тело, стекая по нему тонкими струйками. Мне жарко или холодно? Где я? Что видят мои глаза и вижу ли я вообще что-нибудь? И почему я говорю «видят», и что такое «глаза»?
Я явно что-то чувствую, но я не понимаю, что именно. Я не могу связать это с каким-то образом или понятием. Точнее, с чем бы я ни пытался это сравнить, как к этому примешивается ещё миллион совершенно разных образов и понятий.
Что же делать? Кто я?
Такое ощущение как будто бы я знаю абсолютно всё, но не могу разложить это по полочкам. Всё беспорядочно разбросано по разным углам моего сознания. Я чувствую хаос, который кружит вокруг меня, втягивая моё сознание в какую-то чудовищных размеров воронку. Мелькают отрывки каких-то фраз, мыслей, образов и даже непонятных формул и чертежей.
Хотя бы что-нибудь, хотя бы на мгновение, выстроилось в единую цепочку за которую я смог бы уцепиться сознанием, задержаться здесь - в мире реальности, который постепенно ускользает от меня: я чувствую, что меня несёт в какую-то бездну в которой нет ничего, что я знал до этого и с чем я сейчас до ужаса боюсь расстаться.
Пустота. Она всё ближе и ближе. Мне страшно. Я хочу вернуться. Я кричу и слышу звук своего голоса. Я очень сильно хочу вернуться обратно...
Вращение воронки ослабевает, и я чувствую, что меня как будто бы что-то отпускает.
Всё вновь становится отчётливым и ясным. Разнообразные образы, понятия и мысли вновь приобретают свою естественную последовательность. Это меня успокаивает, и я засыпаю сладким и безмятежным сном...
- Кричите! Кричите, вам будет легче!.. Ещё немного... Скальпель и тампон... Ну, вот и всё.
- Мальчик или девочка, доктор?
- Мальчик.
ЧУЖАЯ ЖИЗНЬ
Сколько не говори «прекрасно» - этого будет мало. Всё просто светится чистотой и свежестью, излучает неповторимую красоту и переливается сказочными цветами и оттенками.
Синее небо. Оно действительно синее! По нему плывут белые облака, изредка закрывая собой ласковое солнце. Шумит тихий прибой, вторя неугомонному, но приятному писку чаек. Песок такой тёплый и нежный! что от соприкосновения с ним мгновенно приходишь в какое-то бесконечно блаженное состояние, которое словно вливается в тебя тёплыми струйками неописуемого счастья.
Деревья шелестят своей листвой. Она зелёная, и пахнет. О, как она пахнет! Запах насыщенный, осязаемый, какой-то плотный и почти жидкий. Его охота пить, и чем больше его пьёшь, тем сильнее становится жажда.
Летают разноцветные бабочки, в траве стрекочут кузнечики... и бог весть, что там ещё. Все звуки вливаются в прекраснейшую симфонию, играемую огромным миром-оркестром под руководством какого-то незримого, но бесконечно талантливого дирижёра. Поёт всё, каждая деталь этого мира, без фальши, издаёт строго определённую, только ей присущую ноту. Нет ничего лишнего, всё имеет своё значение и важность. Каждый, даже самый крошечный инструмент этого оркестра, бесконечно ценен сам по себе, и без его единого участия не будет той полноты звучания, которая достигается лишь благодаря всеобщей игре абсолютно всех инструментов, с присущими им индивидуальными особенностями, неповторимыми звуковыми оттенками и личным живым участием в этом отлаженном до совершенства оркестре, в этом сказочном мире.
Мы лежали в песке, закрыв от наслаждения глаза. Волны мягко касались наших ног, лаская нас своей приятной прохладой. Мы держали друг друга за руку, и наши энергии спокойно и плавно перетекали из одного тела в другое. Мы наслаждались, мы наслаждались, забыв обо всём на свете, и хотели только одного - чтобы ни одна мысль, ни одно воспоминание не напоминало нам о том, что всё это может когда-нибудь закончится.
- Ирита, чувствуешь ли ты то же, что и я? - это был мой голос, он очень сильно изменился: стал каким-то необычайно мягким, нежным и ласковым.
- Здесь все, Маар, чувствуют одно и то же. Здесь невозможно чувствовать что-то другое. Здесь рай, здесь блаженство и наслаждение, - пропела белокурая красавица с нежно шоколадным цветом кожи, с телом, которому, можно дать только лишь одно название - совершенство.
- Интересно, к этому можно когда-нибудь привыкнуть? Ну, скажем, хотя бы через миллион лет? - вновь удивляясь своему голосу, задал я вопрос Ирите.
- Скажи, Маар, честно, ты просто не знаешь о чём меня спросить? И всё, что ты сейчас хочешь, это слышать мой голос? Правда? - Со знакомым мне лукавым огоньком в глазах смотрела на меня Ирита, отвечая на мой вопрос вопросом.
- Если честно, то да.
- Тогда я тебе спою, и тебе не нужно будет задавать мне свои глупые вопросы.
Ирита поёт. У неё тонкий и нежный голос. Я чувствую его прикосновение: он гладит мою кожу, потом проходит сквозь неё и вливается в мою кровь, и вот! - достигает сердца. Оно не выдерживает экстаза, и словно бы разрывается на миллионы мелких частиц, которые летят в разные стороны, в бесконечность. У меня больше нет сердца, вместо него теперь целая вселенная, которая вибрирует в едином такте с голосом Ириты.
Ирита видит все изменения, которые происходят со мной. Ей приятно, ей приятно оттого, что она доставила мне наслаждение. Она хочет усилить его. Она приближается и касается меня своими нежными руками...
Но вдруг что-то происходит. Что-то, что неизбежно должно было, рано или поздно, произойти, что-то, о чём я хорошо знал, но гнал от себя и не хотел вспоминать.
Страх охватывает меня и Ириту. Мы превращаемся в какие-то бесформенные, серые комки материи. Мир расплывается перед нами. Становится темно и страшно. Звуки прекрасного мира сменились каким-то ужасным воем. Всё рушится, исчезает, и стираются последние штрихи того мира, где мы на время забыли о кошмарной реальности...
- Супреманация окончена, - раздался в моей голове металлический голос. В мои лёгкие ворвался удушливый и до боли неприятный запах каких-то ядовитых испарений и выхлопов. Я не хотел открывать глаза, уже достаточно хорошо понимая где я нахожусь.
Но реальность - есть реальность. От неё не убежишь. Я открыл глаза и увидел своё отражение в зеркале. “Боже мой, неужели это я”, - пронеслось в моей голове, и что-то словно стальными тисками сдавило моё сердце. Мой мозг отказывался верить в то, что я видел.
Машинально я огляделся по сторонам. В кресле рядом со мной, с широко раскрытыми от нескрываемого ужаса глазами, лежала женщина с невероятно уродливой внешность: с жёлтой кожей, покрытой кровоточащими язвами, с почти до основания сгнившим носом и лысым, впалым черепом. Руки её были чрезвычайно короткими и без пальцев, изо рта текла какая-то вязкая, жёлтая пена.
Это была моя жена Ирита, и, к сожалению, это была настоящая реальность.
ЗОЛОТАЯ ЛУНА
Огромный сизый лев лежал у её ног, и она нежно гладила его своей тоненькой, хрупкой ручкой. Лев раскатисто мурлыкал и, глазами, в которых искрилась беззаветная преданность, смотрел на милую девушку.
Было тепло, даже, можно сказать, несколько жарковато. Но это обстоятельство, казалось, нисколько не беспокоило двух обитателей этого мира. Они наслаждались необычайной тишиной и покоем, которые царили здесь. Было ощущение того, что как будто сама вечность решила отдохнуть вместе с ними в этом сказочном мире.
Всё живое находилось в сладчайшем состоянии полузабытья. Даже деревья, цветы и трава, казалось, спали, и словно сонные, как-то неохотно, изредка покачиваясь, отдавались во власть такого же сонного и неторопливого ветерка.
Птицы пели монотонные колыбельные песни, призывающие всех обитателей этого сонного царства погрузиться в святая святых - в свой внутренний мир. Вода в реке текла медленно и неторопливо, а рыбы, которые плавали в ней, казалось, наслаждались тем, что могут, безвольно замерев, отдаться спокойному течению реки. Иногда по синеватому небу проплывали ленивые лёгкие облака, лишь изредка орошавшие планету тёплым дождём, и тогда сладкий и тихий шум дождя окончательно усыплял всех, кто его слышал.
Это был странный мир, в котором основная деятельность проходила где-то внутри, - там, где совершенно нет никаких преград, где возможно всё, даже то, что кажется совершенно невозможным.
Здесь были свои законы, да даже не законы, а просто - нормы поведения, через которые ни один из обитателей этого мира перешагнуть не смел, в силу своей возвышенности и чистоты. Поэтому покой, который здесь царил, никогда не нарушался, да и не было причин чтобы его нарушать - все были удовлетворены и находили счастье внутри себя, в своей внутренней сущности.
- Дорогой мой, Синева Небес, - нежным голосом обратилась ко льву красивая девушка, - я видела свою судьбу. Она мне сказала, что я скоро расстанусь с тобой и со всем моим родным миром. Я полечу к звёздам. Мне было сказано, что я познаю ЛЮБОВЬ.
- ЛЮБОВЬ? - вопросительно повторил Синева Небес. - Как странно слышать слово, значения которого не понимаешь. А тебе не сказала судьба, что оно означает?
- Она сказала, что это великое блаженство и великая тайна. Состояние, которое невозможно объяснить словами, потому что ЛЮБОВЬ выше слов, выше всех известных нам понятий и определений.
- Я рад за тебя, - перестав мурлыкать, сказал Синева Небес. - Теперь я спокоен. Ведь ты же знаешь, что я хочу только одного - чтобы ты была счастлива.
Небольшой звёздный корабль БИ-24 бесшумно приземлился на усыпанной прекрасными цветами поляне, основательно опираясь на четыре свои металлические опоры. Автоматически открылся маленький, с человеческий рост, люк, и, с характерным гидравлическим звуком, плавно развернулся аккуратный, облегчённый трап. Больше ничто не двигалось, не производило никаких звуков и не подавало никаких признаков жизни.
Корабль стройно возвышался на поляне и, даже можно сказать, гармонировал с ней, хотя и являлся созданием искусственным и принадлежащим делу рук совершенно чужой цивилизации.
Золотая Луна медленно поднялась с густой травы и, двигаясь плавно и грациозно, направилась к звёздному кораблю. Её обнажённое, загорелое тело казалось необычайно лёгким и воздушным; казалось, что она не идёт, а парит над землёю. Синева Небес, лёгкой трусцой, сопровождал её, держась рядом, с правой стороны.
Внутри корабля было прохладно и темно. Когда глаза девушки и льва привыкли к темноте, - они увидели пришельца, лежащего без сознания в большом мягком кресле. Он был живой, но был очень сильно болен. Его дыхание было слабым и казалось, что оно вот-вот прервётся.
С великой осторожность Золотая Луна переложила пришельца на широкую спину льва, который словно пёрышко, вынес его из корабля и донёс до приятной прохлады леса, где с его помощью прекрасная девушка бережно опустила пришельца на мягкий ковёр из зелёной травы.
Болезнь была несерьёзна, но сильно запущена, как будто её вовсе никто и не пытался лечить. “А может быть это создание просто не знало, что нужно делать в таких обстоятельствах”, - подумала Золотая Луна.
Это были обычные, примитивные микроорганизмы, которые, попав в дыхательные пути, стали беспрепятственно размножаться, отравляя продуктами своей жизнедеятельности весь организм пришельца.
Она сняла с него одежду.
Вначале она думала, что это нечто, что является частью его тела, но когда поняла, что это не так, была несколько озадачена необходимостью ношения на себе чего-то постороннего, так сильно стесняющего движения и так сильно мешающего, как она думала, ощущению свободы и лёгкости.
Пришелец был прекрасен. Даже сейчас, в спешке занимаясь его лечением, она не могла не заметить этого. Широкие плечи, гармонично развитое тело и тонкие черты лица. Всё восхищало её возвышенное сознание, и как будто что-то нежное и несказанно приятное легонько касалось её сердца, пробуждая в нём гамму непонятных чувств, которые шептали ей о чём-то красивом и бесконечно важном для неё.
Она сорвала маслянистый плод гулы и, выдавив её сок в ладонь, обильно смазала им тело своего пациента. Живительная влага этого зелья, почти мгновенно, начала оказывать свой оздоравливающий эффект. Кожа больного, словно чувствуя присутствие на своей поверхности спасительное для всего организма лекарство, стала впитывать его в себя, быстро меняя свой, бледно-жёлтый, на живой, естественный для неё, цвет.
Пришелец медленно оживал, а Золотая Луна сидела рядом с ним и любовалась его красотой. Она сама не заметила, как весь мир вдруг перестал существовать для неё, она видела только пришельца и думала только о нём.
Он открыл глаза, и, щурясь от яркого света, тихо сказал:
- Боже мой, я живой! - слова, сами по себе, были непонятны, но так как девушка могла читать мысли - она поняла их смысл, хотя и сочла такой способ передачи информации несколько несовершенным и неудобным. - Кто ты? - спросил пришелец.
- Золотая Луна, - не открывая рта, ответила девушка. - А кто ты?
- Я Зорис - человек.
- А что такое «человек» и что такое «зорис»? - спросила Золотая Луна.
Но, вместо ответа, человек рассмеялся, так искренне и так захватывающе, что девушка не выдержала и тоже засмеялась вместе с ним.
- Честно говоря, меня никто об этом никогда не спрашивал, я так привык к этим двум своим определениям, что даже сам забыл их смысл и значение. Просто человек Зорис. Так меня назвали, и я ни когда не предавал особого значения тому, что это может означать.
- Твоё имя очень красивое, человек, - сказала ласково девушка. - И я вижу в нём тайну и загадку.
Судьба не обманула Золотую Луну, судьба никогда никого не обманывает. Всё, что она предсказывала - было абсолютной реальностью, неизбежное наступление которой отдалял лишь некоторый промежуток времени. Человек выздоровел и полюбил прекрасную девушку, а та просто не верила в то счастье, которое вдруг подарила ей жизнь.
Настал день, когда Зорис и Золотая Луна решили покинуть планету. Девушке трудно было прощаться с её родным миром. Но её ЛЮБОВЬ была бесконечна, и ради неё она готова была на любые жертвы.
Они шли медленно в направлении звёздного корабля. Ещё несколько минут, и он унесёт их в бесконечность Вселенной. Синева Небес трусил рядом с Золотой Луной, ласкаясь об её правую руку и мысленно подбадривая её последними напутственными пожеланиями.
Звёздный корабль взмыл в небо так же тихо, как и приземлился на планету. И ничто уже не напоминало Синеве Небес о его недавнем присутствии. Лишь осталась тоска по его нежно любимой Золотой Луне, тоска, которая не проходила, а лишь ещё сильнее сжимала его сердце.
Прошёл длинный-длинный день, и наступила ночь. Лев не спал; его покой и гармоничное равновесие были нарушены. Он только сейчас осознал, что он не готов был расстаться с самым любимым созданием во Вселенной. Теперь он даже не мог представить, как он будет жить дальше.
Он заплакал. Он плакал так долго, что даже потерял счёт времени, а когда, казалось, он выплакал все свои слёзы, он вдруг почувствовал, что он не один. Он огляделся по сторонам, и вдруг посмотрел вверх.
В тёмном небе сияла золотая луна, её ласковые лучи нежно гладили Синеву Небес, а он, мурлыкая, с беззаветной преданностью смотрел на неё. И вот, вновь нескончаемый покой стал наполнять его вот-вот готовое разорваться от тоски сердце.
МИКРОБ С ПЛАНЕТЫ ЭМСОЛОК
В это утро его пробуждение было быстрым и почти мгновенным. Он проснулся с какой-то странной и навязчивой мыслью, которая будоражила его сознание, и которая как будто бы являлась продолжением его сна, который он не помнил, но подсознательно чувствовал его значимость и важность. Мысль была странной и выходила далеко за рамки его обыденной жизни. Она не могла принадлежать ему, так как он считал себя человеком нормальным, а нормальный человек, как он полагал, просто не может такое выдумать.
Первым делом он попытался прогнать эту мысль и забыть о ней. Но это оказалось труднее, чем если бы его заставили бороться с танком или с поездом; казалось что эта мысль на столько подружилась с его головой, что удалить её можно было бы только вместе с нею.
Да, мысль - есть мысль, её невозможно, как вещь, взять и выбросить. От неё невозможно так просто отделаться. С ней нужно действовать деликатно и обходительно. Её нужно обмозговать, взвесить, проанализировать, а там, глядишь, она, наконец, получив удовлетворение, уйдёт сама, чтобы мучить кого-нибудь другого, оставив тебя на время в блаженном и спокойном одиночестве. А пока она не получила удовлетворение, она будет мозолить твой разум, терзать сознание, и так или иначе, всё равно, заставит обратить на себя долгожданное внимание. И в это утро, она никуда не собиралась так просто уходить, а так и стояла в голове Фэба, требовательно ожидая особого к себе внимания.
А мысль была такова: “Не может ли быть так, Фэб, что ты единственный живой человек на матушке Земле, а все остальные - это лишь очень совершенные роботы, которые похожи на тебя самого и которые просто играют роль людей, и что всё это - просто эксперимент, в котором ты - главный действующий герой, за которым следят какие-нибудь более развитые, чем ты, существа, которые создали и этих роботов и тебя самого? Ведь ты же не можешь опровергнуть этого? Ты находишься только лишь в своей собственной шкуре, и видишь мир только лишь через свою пару глаз, а что происходит в других телах ты ведь не знаешь. Тебя очень легко обмануть, Фэб. Ты очень доверчив, ты веришь в то, что видишь, и делаешь так, как делают все. Но кто они, эти «все»?”
“Чёрт возьми, - он выругался, что бывало с ним крайне редко, и что всегда выдавало его внутреннее волнение, - я действительно не могу ни доказать, ни опровергнуть эту дурацкую мысль”.
За свои 37 лет он уже достаточно основательно привык к мысли, что если люди, окружающие его, делают то же, что делает он, то это может означать только одно - они такие же, как он: живые, самостоятельные, мыслящие и независимые в своих действиях.
“Я всегда судил о внутреннем мире своих родственников, друзей и просто знакомых по их внешним действиям. А как же ещё, мой бог, я могу о нём судить? - Фэбу становилось не по себе. - Я ведь, действительно, не могу залезть им под кожу и узнать, что они там чувствуют. Находясь в своём теле, я могу совершенно точно сказать: я живой, я думаю, я независим... Но, чёрт возьми, я не могу это точно сказать про остальных!.. А что если правда, что все роботы, а я один единственный живой и нормальный человек?”
О своём прошлом и о прошлом всего человечества Фэб судил тоже, конечно же, не по-своему опыту, а по тому, что написано в книгах, что говорят старшие по возрасту люди, в конце концов, исходя из тех знаний, которые предоставляют средства массовой информации. Он верил им. А что ему ещё оставалось делать? У него просто не было другого выбора. Чтобы заполнить информационный вакуум о прошлом, он должен был просто слепо верить. Ведь он родился 37 лет назад, а что было до этого, он не знал. Его просто там, «до этого», не было. И очень даже может быть, что 37 лет назад вообще ничего не было, и вся история человечества - сплошной обман, который создали для него одного, с какой-то неизвестной, таинственной целью.
“А что если правда, что это всё чья-нибудь кошмарная шутка? Ведь я, действительно, принимаю всё на веру. Скажи мне, например, что была война, и подкрепи это тысячами очевидцев, и я поверю в то, что она действительно была, - панически продолжал размышлять Фэб. - Скажи мне, что «это» было тогда-то, а «то» вот тогда, и у меня просто не будет выбора - я поверю, ведь я не смогу проверить этого. Да и зачем проверять, если есть миллионы свидетелей, и все они говорят, что это всё абсолютная правда?.. Свидетелей... Которые вполне могут быть и не свидетелями”.
Ему стало страшно. Он почувствовал одиночество, безысходность и болезненное разрушение, до этого гладко, с годами сформированного мировоззрения. Фэб чувствовал, что тот прочный фундамент, который был у него под ногами, и который называется жизненным опытом, вдруг превращается в мягкий песок, и то крепкое здание, под названием жизнь, рушится, превращаясь в бесформенную груду развалин.
“Да так можно сойти с ума, даже не встав со своей постели», - пытаясь шутить, подумал Фэб. Но веселить себя в эту минуту, было делом совершенно бесполезным и бессмысленным, - он был слишком сильно озадачен нежданно пришедшей к нему странной, но, в то же время, становившейся все более и более правдоподобной, для него, мыслью.
- Так, сегодня воскресенье, - продолжал размышлять Фэб, но уже в слух, чтобы хоть как-нибудь развеять своё мрачное настроение, которое не заладилось у него с самого утра. - Что же хорошего можно ожидать от воскресенья? - он с усилием напрягал свою память, желая вспомнить всё самое лучшее, что когда-либо случалось у него по воскресеньям. - Так, выпивка с друзьями,.. футбол, ресторан... О! Как обычно, по воскресениям, я встречаюсь с Моли. Ха! Но тогда и Моли тоже получается - робот!.. Нет, да это просто вздор какой-то. Она ведёт себя вполне как живая,.. даже, иногда, как слишком живая. Разве может любить робот? Разве можно подделать любовь?.. А что если можно?
Наконец Фэб встал с постели, не в силах больше находиться один на один со своей странной мыслью. Он решил забыться в своей обычной, повседневной деятельности, больше не вспоминая ни о роботах, ни о своём одиночестве; он просто решил жить так, как жил раньше, потому что жить «по-новому», как он думал, он уже никогда не сможет.
Фэб принял душ, просмотрел вчерашнюю газету, и, позвонив Моли, пригласил её позавтракать вместе с ним в маленьком ресторанчике, что находится за углом её дома...
- Не переживай, Долооон, ну подумаешь - проспорил, с кем не бывает, - сказало существо неопределённой формы, переливаясь всевозможными цветами. - Забудь об этом, я не хотел тебя расстраивать, ведь мы с тобой друзья.
- Но почему? Почему он так ничего и не понял? Ведь это было так легко! - с некоторым сожалением восклицало существо подобное первому.
- Не забывай, мой дорогой Долооон, что сознание - это очень хрупкая вещь, которая во многом зависит от внешнего окружения, даже искусственного, как в нашем случае. Я знал, что так оно и будет. Но чтобы и ты узнал эту истину я не пожалел своего времени, чтобы доказать тебе это. Но теперь всё позади. Нужно дезонерировать опытную партию самопроизводящихся роботов РН-16 и возвращаться на родную Порайю.
- А как быть с человеком? Он ведь живой.
- С человеком... Ну, раз он не оправдал твои надежды и огорчил тебя, то я думаю, что он заслуживает того, чтобы его сознание вновь оказалось там, откуда мы его первоначально извлекли - в теле примитивного микроба с планеты Эмсолок.
ЧУДЕСА МЕДИЦИНЫ
От сильнейшей боли раскалывается голова. В ней словно бы «что-то» прыгает, бегает и танцует нелепые, дикие танцы. Кажется, что она живёт какой-то своей, индивидуальной жизнью, и законы, касающиеся всего тела, её как будто бы совсем не интересуют; она как будто готова вот-вот оторваться от общей массы, которую я до недавнего времени называл собой, и поскакать, подпрыгивая, куда ей вздумается, как надувной шарик.
Глаза наотрез отказываются открываться, потому что вместо век, как будто не веки, а железные ворота. Но зато слух обострился до бесконечности - любой шорох врывается в мои ушные отверстия как раскат грома. Воздух просто громыхает всевозможными звуками, и всё это стучит и барабанит по моей больной голове, словно вбивая в неё огромные стальные гвозди.
А во рту! Боже мой, наверно без моего ведома стая диких кошек избрала его своим логовом. Чувствуется вкус чего-то давно протухшего, сгнившего и прямо здесь же разложившегося. Хочется сплюнуть от переполняющего меня омерзения, но слюны нет - в горле горит огонь; целая пустыня, каким-то непонятным для меня образом, оказалась в моём горле, и хрипло кричит: “Мне нужна вода! Мне нужен целый океан воды!”
Нет, «это» больше не может так продолжаться, что-то нужно срочно с «этим» делать. Я пытаюсь подняться. Ноги ватные, и тоже, как и голова, по всей видимости, живут своей личной жизнью. Я удивляюсь про себя: “Никогда бы не подумал, при других обстоятельствах, что у отдельных членов моего, как мне раньше казалось, тела тоже есть личная жизнь!”
Но я уже смирился с этим плачевным для меня фактом и пытаюсь приспособиться к новой для меня обстановке. Я стою! Каким-то чудом я стою на совершенно не подчиняющихся мне ногах. Тело воспринимается как мешок, тяжесть которого я держу, выбиваясь из последних сил. Но он почему-то всё равно качается и стремится упасть вниз, не смотря на широко расставленные ноги.
Тем, что ещё осталось от моей головы я даю команду «вперёд» тому, что ещё осталось от моих ног. Начинается медленное волнообразное движение. Я иду!
Но что-то вдруг нарушается в годами налаженной взаимосвязи: голова - ноги. И я падаю. Падаю вяло, совершенно не стараясь воспротивиться тому явлению, которое вдруг со мной приключается.
Лежу... Что-то медленно пытается пробиться из моего желудка наружу. И вот, оно уже течёт, выворачивая наизнанку всё моё естество. Мне неприятно, мне противно, я бесконечно противен сам себе...
Я открываю глаза.
Передо мной сидит улыбающийся доктор и дружелюбно, глядя мне в глаза, говорит:
- Всё, сеанс похмельного синдрома завершён. Вы во всей полноте ощутили все вытекающие последствия от принятия алкогольных напитков. В следующий раз, когда у вас вновь появится желание попробовать что «это» такое, не стесняйтесь, - приходите к нам.
- Спасибо доктор, - говорю я, уже в который раз удивляясь чудесам и эффективности современной медицины.
ВО ИМЯ ВЫСШИХ ПРИНЦИПОВ ДОБРА
- Прости меня, - «сказал» Он, - но я ничего не могу сделать. Это конец.
- Но почему это произошло именно с нами!? - почти «кричала» Она, находясь от Него за миллионы световых лет. - Почему!? Почему судьба так несправедлива к нам?
- Наши Младшие братья ещё не научились любить окружающий их мир, они ещё, как маленькие дети, кусают его, рвут маленькими ручками и тянут его на себя; мы не можем винить их за это, а тем более наказывать. Я скоро умру, став игрушкой в их безжалостной игре, но не могу, просто не могу позволить себе уничтожить их, хотя для этого мне нужно просто пожелать этого, - с тяжёлой грустью, но всё же уверенно «ответил» Он.
- Но может быть всё-таки попытаться...
- Нет, никакого насилия, мы вообще не имеем права вмешиваться в их жизнь, они всё должны понять сами. Насилие только лишь всё испортит, - категорично «отрезал» Он.
- Я люблю тебя, - поняв, что это действительно конец, нежно «сказала» Она.
- Я тоже люблю тебя. И прошу прощения за то, что пожертвовал нашей любовью во имя Высших Принципов Добра. Прощай...
- Чёрт возьми, - явно находясь в хорошем настроении, выругался капитан пиратского лайнера «Безумная Катерина», - день начался просто как никогда удачно. Космический кит собственной персоной, да со всеми своими потрохами. Эта безмозглая тварь так и просит нас поджарить ему задницу. Какая редкая удача, ребята! Держите его на прицеле и слушайте мою команду.
Яркий белый луч лазера разрезал космическую темноту, войдя в массивное тело существа лишь отдалённо напоминающего по своей форме океанского кита. Погоня окончена, добыча не проявляет больше никаких признаков жизни. У команды «Безумная Катерина» сегодня праздник - они «удачно» поохотились - на чёрном рынке космический кит стоит целое состояние.
Стекло
